Яндекс
Фадеев Евгений Васильевич
1920-2002
Ст. лейтенант, химслужба
Ст. научный сотрудник кафедры зоологии позвоночных

Фадеев Евгений Васильевич

Родился 27 сентября 1920 года.

В начале войны был студентом факультета охотоведения МПМИ и проходил преддипломную практику в Златне-Уральском противочумном отряде. В апреле 1942 года добровольцем вступил в Красную Армию, был лейтенантом, командиром заградгруппы. С января 1943 г. по май 1945 г. воевал в 181-й стрелковой дивизии. Участник боёв 13 армии на Центральном фронте (Орловско-Курская битва). Позднее воевал в составе 1-го Украинского фронта, освобождал Чернигов, Киев, Луцк, Замостье, форсировал Десну, Днепр, Вислу, Одер. Брал Сандомирский плацдарм и г. Бреслау. Был легко контужен. Награждён орденом Красной Звезды и медалями «За отвагу», «За победу над Германией» и др.

В октябре 1945 года Евгений Васильевич был демобилизован в звании старшего лейтенанта и вернулся в Москву. В 1946 году он закончил биофак МГУ. Защитил кандидатскую диссертацию на кафедре зоологии позвоночных животных и занимал должность ст. научного сотрудника, изучал проблемы численности и акклиматизации крупных копытных животных. Участвовал в формировании архива ветеранов ВОВ — сотрудников биофака МГУ. Скончался в 2002 г.

Из военных воспоминаний старшего лейтенанта в отставке Фадеева Евгения Васильевича:

«День первый»:

«Боевым действиям 182-й Сталинградской стрелковой дивизии на Центральном фронте предшествовал многодневный изнурительный марш на сближение с противником. Выгрузившись из теплушек на станции Елец, колонны подразделений дивизии ручейками заструились по степным дорогам на запад — вдогонку за ушедшей линией фронта. Походу, казалось, не будет конца. Были пройдены сначала донские, затем орловские степи, а далее на много дней стала нам родной курская земля. Между Курском и Орлом полки шли в узком «тоннеле», — гул артиллерии доносился с обеих сторон, с юга и севера, а ночью сполохи немецких осветительных ракет казались совсем близкими. Некоторое время даже была слышна оружейная стрельба — это было, когда мы входили в Орловско-Курский «мешок». День и ночь шли колонны по зимнему бездорожью: через скрытые снегом минные поля и проволочные заграждения уже брошенных боевых рубежей, через несжатые, поникшие под тяжестью снега, неубранные хлебные нивы — по местам, где только что прошла война. На затихших снежных просторах остались белые холмики — где их больше, где меньше. Копнешь рукавицей такой холмик — из-под снега покажется брезентовый вещмешок и его павший в бою хозяин — наш брат. Изредка попадался ранец из телячьей кожи — поверженный враг. Хотя отношение к павшим разное, но содержимое и вещмешков, и кожаных ранцев: сухари, хлеб, сахар, соль — принималось равно — как благо. Много дней жили мы на подножном корму, страдая не только от голода, но и от недостатка обыкновенной соли. Сильные февральские метели начисто отрезали нас от тыла. Под снегом скрылись дороги, путь проминали идущие впереди — посменно. Они же порой становились живыми миноискателями. Пропитание было самодеятельным. Снегопады, затруднившие подвоз продовольствия с баз Ельца и Косторной, одновременно делали и доброе дело: они охраняли нас от налетов немецких бомбардировщиков. Часто было слышно, как за низкими облаками над головой гудят моторы немецких самолетов. Сквозь разрывы туч порой мелькали черные кресты, и грохотали сброшенные наугад бомбы. Однако, прицельных бомбежек мы почти избежали. Мы проходили по земле, где дважды отшумела война, и там трудно было найти укрытие от вьюги и холода. Погреба, блиндажи, печи, торчащие из снега, все служило приютом. В редкие, уцелевшие от пожара хаты солдаты набивались как спички в коробку. Если ослабнут и подогнутся ноги, не упадешь, повиснешь. Спали стоя до команды «выходи строиться». А позднее, когда силы иссякли, люди стали спать уже и на марше. Трудностей дороги и голода первыми не выдержали лошади. Неспособных везти груз коней съедали, а поклажу люди взваливали на свои плечи и несли или везли на санках, сколоченных из лыж, поочереди. Несколько подкрепились и люди, и лошади на «веретенинской» картошке. На пути дивизии оказались два уничтоженных фашистами больших села — Веретенино и Заовражье. В начале зимы, незадолго до освобождения за связь с партизанами немцы и полицаи согнали их жителей в здание школы и сарай, заперли и сожгли. Уцелела только одна женщина, выбравшаяся из огня и которая в дыму незамеченная ушла в лес. От деревни остались колодцы, плетни и погреба с подмороженной картошкой, которая и выручила нас в голодную пору. В последнюю «мирную» ночь рота остановилась на отдых в селе Доброводье. Село не было сожжено, поскольку там при немцах стояли полицаи. Однако, когда наши части входили в его улицы, нас бомбили «юнкерсы», и часть домов горела. У огня, подстелив на снег солому, разомлев от тепла, вповалку спали солдаты. Команда «в ружье» прозвучала на исходе ночи. Стало известно, что шедший впереди головной учебный батальон уже вступил в бой с противником под Севском, где отходили наши 10-я лыжная бригада и какая-то кавалерийская часть, оставшиеся без боеприпасов. Дивизия разворачивалась в боевой порядок. Поразделения шли форсированным маршем на Севск уже по брянской земле и наперерез дороги в Комаричи. К рассвету, пройдя 15–18 километров, наша колонна вошла в село Юшино. На его окраине артиллеристы, получившие приказ «к бою», под прикрытием хат разворачивали орудия. Прозвучала команда «огонь!», и первые залпы наших пушек оглушили нас — необстрелянных солдат. Со стороны Севска проскрипел шестиствольный миномет «Ванюша», и разрывы мин тяжелыми шлепками сотрясли землю. Над ротной колонной прошипели мины и разворотили крышу ближайшего дома, следующие разорвались, не долетев до нас метров 50–70, под обрывом, а затем две мины разорвались в колонне. Еще не увидев живого противника, рота потеряла нескольких бойцов убитыми и раненными. Выйдя броском из-под обстрела, наш взвод занял оборону на окраине села Семеновка. На заснеженном склоне оврага вскоре образовалась цепочка темных бугров — окопов для стрельбы лежа, а к вечеру каждый боец уже имел окоп-ячейку для стрельбы стоя — свой «дом». На противоположном склоне широкого оврага, в полукилометре от нас окапывались гитлеровцы. Время от времени между нами разгоралась перестрелка, причем противник не жалел боеприпасов, и снежная целина вокруг нас к вечеру потемнела от воронок от мин и снарядов. В небе целый день гудел вражеский самолет — разведчик «рама», который корректировал точность стрельбы. Ротные тылы — домик на окраине Семеновки и сарай в овраге все время были под обстрелом. Перед нами слева, на высоком берегу реки Сев виднелись дома и церкви города Севска : оттуда и била, в основном по нашим позициям, неприятельская артиллерия. Наиболее жарким местом боя была широкая долина, лежащая справа от нас, где стояли три хутора с красивыми названиями: Марс, Юпитер и Тростенчик. Там противник пытался вклиниться и пробить оборону дивизии, бросал в наступление пехоту и танки. Оттуда доносились пулеметная трескотня, резкие хлопки танковых пушек и частые разрывы мин. Таким запомнился мне первый день из 714 фронтовых суток, отделявших нас тогда от Дня Победы. Позиции, которые 181 стрелковая дивизия удержала в тот день, стали одним из участков Орловско-Курской дуги, где спустя пять месяцев, летом 1943 года произошло самое крупное в истории Отечественной войны сражение — Курская битва.»

Из военных воспоминаний Фадеева Е.В. 1944 года:

«Летом 1944 года 181-я дивизия находилась на участке Луцк-Ровно в составе войск 1-го Украинского фронта. Дивизия стояла в 40 км от Луцка на отдыхе в местечке Матушевка. Совсем недавно закончилось стремительное освобождение Украины, союзники открыли второй фронт. Настроение было бодрое, прибывало пополнение и боеприпасы. В то же время было замечено повышение активности нашей авиации. Самолеты буквально эшелонами шли на запад. И вот 23 июня 1944 года началось наступление под Порицком. После мощного артналета солдаты бросились в атаку. Сложность поставленной задачи состояла в том, что надо было преодолеть от 200 до 400 метров голой земли под огнем противника, потому что фашисты вырубили и выжгли все, что можно было , все то, что могло закрывать нас от них. Перед окопами была мертвая зона. Не пощадили ничего: ни домов, ни сады, ни хлеб — ничего. После почти часовой артподготовки солдаты ворвались во вражеские окопы, но немцев там не было. И только на второй линии окопов нашим пришлось вести серьезный бой. Но и там фрицы недолго держались. Так войска 181-й дивизии вступили в предбугский район. Положение осложнялось тем, что в этих местах оккупанты разжигали национальную вражду между украинцами и поляками. Уже в начале июля наши войска подошли к Бугу : немцы бежали, не оказывая никакого сопротивления. Закрепились они на западном берегу Буга. После артподготовки наши ребята форсировали реку. Немцы оказывали жесточайшее сопротивление. Несколько раз нашим войскам приходилось штурмовать берег. В конце концов сопротивление было сломлено , и дивизия закрепилась на левом берегу. В это время меня направили в разведгруппу. В 3-х км от Буга наша разведгруппа вышла к маленькой деревушке, у которой стоял щит, на котором было написано название деревни. Так мы узнали, что находимся на польской территории. Задерживаться было некогда. И группа форсированным маршем двинулась дальше к Замостью. Продвинувшись еще на 40 км вперед, мы подошли к реке, на лодках переплыли через нее и, когда выходили из лодок, нас уже встречали поляки. Девушки дарили цветы или просто осыпали нас ими. Люди испытывали великую радость от сознания того, что они наконец-то свободны, независимы. Но радости радостями, а приказ есть приказ. Мы двинулись дальше. Выйдя к городу Замостье, в его пригороде мы натолкнулись на немецкий аэродром, с которого, отстреливаясь, удирали фашисты. Вошли в город. Он был небольшой: одноэтажные дома, неширокие улочки. Фашисты жгли город. На улицах завязалась перестрелка, но немцы быстро отошли. Дальше до Вислы мы двигались на трофейных грузовиках и почти не встречали немцев, которые в спешном порядке отходили. Местами встречались партизаны. Партизаны были разные: армия Людова и армия Крайова. Первые относились к нашим солдатам приветливо и, вообще, по-дружески. Партизаны армии Крайовой относились более сдержанно: они были проанглийской ориентации. Население же встречало русских как истинных освободителей: радушно и приветливо. На Вислу вышли очень быстро. Перед дивизией была поставлена задача провести иммитацию форсирования Вислы. Нас перебросили на островки посреди реки. Под прикрытием дымовой завесы, которую мы ставили, началось форсирование. На другом берегу в три ряда были немецкие окопы. В течение 4–5 дней советские воины на плотах, на лодках и др. плавучих средствах под прикрытием нашей завесы шли на верную смерть, выполняя свой долг перед Родиной. Солдаты писали письма, прощаясь с родными, прощались друг с другом и шли в последний бой во имя мира. Но их жертва была не напрасной. В это время, когда противник собрал основные силы на нашем участке, перебросил сюда резервы, наши войска в районе слияния Вислы и Сана успешно форсировали Вислу и захватили плацдарм. 181-я дивизия тоже была брошена в этот прорыв. Скрытным маршем нас перебросили выше по течению на Сандомирский плацдарм. Наступление успешно развивалось в направлении Сандомир — Опатув — Лагув. Таким образом, мы вышли на Кельценские высоты. Здесь войска закрепились и стали на отдых. Но отдыхать не пришлось, т.к. фашисты бросили на Сандомирский плацдарм отборные войска. Среди них были и предатели-власовцы и калмыцкий добровольческий кавалерийский корпус. Три недели немцы яростно атаковали наши позиции. Здесь серьезную помощь оказала нам наша авиация. Не смолкали рев моторов и взрывы бомб над вражескими войсками. Одни бомбардировщики только отбомбились, а им на смену летят другие. А «ястребки» не давали фашистам и близко подойти к нашим бомбардировщикам. Наши штурмовики так утюжили окопы фрицев, что там даже воевать было некому. После этого с сентября 1944 г. по январь 1945 г. велась только позиционная война. Войска сидели в окопах. Но солдаты заметили, что немцы, которые раньше были нагло самоуверенны, стали уже совсем не те… В это время прибыло пополнение. Стали попадаться солдаты с Западной Украины, поэтому шла оживленная политработа и агитация среди молодых солдат. Подходили тылы, резервы. Накапливалась боевая техника и вооружение. Становилось ясно, что командование именно здесь, на Сандомирском плацдарме хочет прорвать оборону врага и накапливает силы. И вот, 13 января началось! 181-я дивизия прикрывала прорыв, а южнее танки генерала Рыбалко ринулись вперед, сметая вражескую нечисть с лица земли. Позднее пошла в наступление и 181-я. В течение нескольких часов артиллерия подавляла огневые точки и НП врага. А потом бойцы бросились в атаку под прикрытием дымовой завесы, которую создавали артиллерия, авиация и пехота. Немцы были отброшены на 5–7 км. Началось мощное наступление. Немецкая оборона была прорвана, немцы не смогли организовать должного сопротивления. Их огонь возникал стихийно, немцы дрались за каждый дом, но это были просто жесты отчаяния. 181-я дивизия во взаимодействии с соседними дивизиями передвигалась, в основном, на машинах и начала окружение немецких войск в направлении на Кельце — Скаржиска — Каменка — Петроков. Начались бои в Августовских лесах в районе Конск-Петроков. Здесь было окружено большое количество немцев. Поскольку фашисты не думали сдаваться, наши войска начали уничтожение группировки противника. Немцы оказывали отчаянное сопротивление и пытались прорваться к своим. В этот период недалеко от Петрокова мы столкнулись с колонной власовцев. Предатели Родины были уничтожены в ожесточенном бою. После уничтожения окруженной группировки мы подошли к границе с Германией. Тогда она проходила гораздо восточнее Одера. Вдоль всей границы тянулась трехкилометровая полоса бетонных укреплений. Нам попадались доты, дзоты, бункера, артиллерийские позиции. Чувствуя близкий конец, фашистский зверь пытался создать неприступную крепость на границе своего логова. Но смелые, решительные и неожиданные действия советских войск сорвали его планы. Танковая армия Рыбалко вклинилась в нескольких местах в немецкую оборону на очень большую глубину еще со времени прорыва на Сандомирском плацдарме, поэтому эта скрупулезно построенная, мощная линия обороны оказалась беспомощной. Она стала достоянием истории, подтверждением крушения фашистской военной машины. Для нас это было интересно с точки зрения того, как фашисты готовились к встрече с нами. Но ничего им не помогло, не пригодилось. Мы оказались хитрее. Далее мы вынудили их отойти за Одер. Успешно форсировав Одер, мы двинулись на запад. Сопротивления почти не было, так как все основные силы немцев были севернее. В это время обнаружилось, что фашистская группировка под Вроцлавом достаточно мощно экипирована и укомплектована и сдаваться, и отступать не намерена. Тогда было решено окружить ее. Для воплощения в жизнь этой задачи, поставленной командованием, была привлечена и наша 181-я дивизия. Поэтому после форсирования Одера мы двинулись не на запад, а на север…».

Из воспоминаний Фадеева Е.В., опубликованных в газете «Московский университет», от 22 мая 1985 года:

«Группа получила приказ разведать противника в окрестностях села Несвин — в 15–20 километрах западнее Конска, куда была запланирована передислокация штаба дивизии. На задание выехали на полуторке 15–20 человек поздно вечером. За полкилометра от Несвина отряд спешился, грузовик оставили на опушке леса и дозорным порядком направились к поселку. У крайнего дома ядро группы остановилось, а нам — головному дозору — нужно было пройти через все село и уточнить положение. Первые 300–400 метров прошли в тишине. Неожиданно со стороны поля послышались нарастающий шум моторов, автоматные очереди, а затем и команды, замелькали огоньки трассирующих пуль, над головой запели мины. Так обычно вели себя окруженные немцы при прорыве через населенные пункты. Спустя какое-то время со стороны леса им ответили наши противотанковая пушка и пулеметы — это с другой стороны к селу подходил батальон капитана Письменного. Батальон занял Несвин, причем командный пункт его разместился в большом сарае на окраине села. От усталости мы едва держались на ногах и, расстелив солому в ближайших к сараю кустах, повалились и, тесно прижавшись друг к другу, заснули мгновенно. Но ненадолго! В середине ночи сон был прерван громкими криками: «Наши едут!». Действительно в село со стороны Конска шло более десятка автомашин с зажжеными фарами. Вот они въехали в село, и в свете фар мелькнули фигуры наших солдат, вышедших встречать приехавших. Неожиданно прозвучала автоматная очередь, кто-то упал, остальные залегли и открыли огонь по колонне машин. Немцы! Из-под колес «оппеля», почти в упор, кинжальным огнем нас полоснул пулемет. Пули ложились перед самым носом: прибавит немец полметра — и нам конец. Но кто-то удачно бросил гранату, и пулемет смолк. Подошедшая на выручку колонны самоходка «Фердинанд» была обстреляна нашей противотанковой пушкой, между ними завязалась дуэль, а снаряды проносились над головами и рвались где-то вдали от нас. Хвост автоколонны тем временем развернулся и под прикрытием самоходки потянулся в обход села и леса. Бой кончился. Осмотрели отбитые автофургоны, перевязали раненых, перекусили, и напряжение спало, — всех неудержимо потянуло в сон. В придорожных кюветах, в обнимку с автоматами спали обессилевшие солдаты, и только бродили командиры — проверяли службу боевого охранения.

Утро было туманным и по-сельски мирным: — чуть дымились пепелища, по полю вилась снежная поземка, а село не подавало признаков жизни. На дороге стояли с горящими фарами немецкие грузовики, чернели остовы сгоревших машин, вокруг их валялось более сотни вражеских трупов. Мы потеряли восьмерых товарищей убитыми и около десяти были ранены. Среди солдат нашлись водители. Завели моторы исправных грузовиков, на них погрузили раненых и убитых и двинулись вслед за немецкой колонной, в сторону германской границы…».

«В первых числах мая окружение группировки было закончено, кольцо замкнулось, и 4 мая группировка капитулировала. Советские войска как освободители вошли в древний польский город Вроцлав на реке Одра. Мы вошли в город с запада. Предместья и окраины были превращены в руины. Кругом дымились развалины, остатки домов. Но, к счастью, центральная часть города вместе с историческими памятниками, ратушей, университетом уцелела. Это было достигнуто благодаря самоотверженности советских воинов, дальновидности нашего командования и благоразумию немецкого, которое, поняв, что песенка фашистов спета, во время капитулировало. Так мы закончили военные действия в Польше. После подписания капитуляции фашистской Германией 7 мая 1945 года в Потсдаме, нас перевели из Польши в Австрию».

Ссылка на эту страницу